для Monitha Akame
приятого аппетита =)) сама этого хотела))) Едва Джин увидел Каме в красном женском кимоно, он поперхнулся минералкой и постарался не слишком сильно пялиться. Стоящий рядом Нишикио, ожидающий конца репетиции Аканиши, присвистнул и саркастично осведомился:
- Я так понимаю, одной принцессы вам стало мало?
- Да какая из Каме принцесса, - Джин попытался равнодушно отмахнуться от слов Ре, но нескрываемое восхищение прорвалось в его голос.
- Да уж, никакая… - пробормотал Ре. – Это скорее королева гейш.
Каме в это время изящно раскрыл веер и провел им по дуге, прикрывая глаза, пряча сияющий в них азарт и озорство. Джин почувствовал, как у него перехватило горло от нехватки воздуха, и постарался отвести взгляд. Он, правда, постарался, вот только ничего не получилось. Глаза жадно ловили каждое отточенное грациозное движение Каме, а его чувственный голос делал положение еще более тяжелым.
- Ну что, самурай, глаз отвести не можешь?
Джину не обязательно было смотреть на Ре, чтобы понять, как тот ухмыляется.
- Будто ты можешь, - огрызнулся Аканиши, скосив глаза на Нишикидо, так, чтобы не выпускать из поля зрения и Каме. Ре тоже заинтересованно наблюдал за танцем Казуи и Джин почувствовал, как живот скручивает от боли, будто его только что ударили со всего размаха. Это только один Ре смотрит… А что с ним будет, когда на Казу уставится толпа одержимых фанаток? Больше всего Джин ненавидел делиться. А особенно таким Каме!
- Нууу… Каменаши меня удивил, - протянул Ре и потер переносицу, когда тот оголил плечо. Джин жадно приник к бутылке, будто вода могла утолить его жажду, и вновь чуть не подавился, услышав ехидные слова Нишикидо.
- Ты его сегодня ночью-то не съешь.
- Как тебе только в голову пришла эта мысль? Женское кимоно!! – возмущался Джин, поспешно снимая с Каме рубашку, и то и дело приникая к его шее торопливыми поцелуями.
- Мне хочется удивить зал, - улыбаясь, Казуя ногтями провел по оголенной груди Джина, заставив его покрыться мурашками.
- Когда я помогал писать тебе песню, то думал, что ты будешь в образе самурая, а не гейши, - ворчание Джина уже не было таким категоричным. Кожа Каме под его губами и руками, родное тело надежно заперто между ним и кроватью - что еще нужно для счастья. Только хриплые стоны и мольбы Казуи о большем. И этим Джин намеревался сейчас всерьез заняться.
- Даже ты удивился, а что будет со зрителями… - Каме мечтательно закатил глаза и Джин с рыком укусил его за губу. Казуя недовольно вскрикнул.
- Джин, больно же!
- А мне приятно слышать такое! – зло прищурился Аканиши, сжимая запястья Каме в ладонях.
- Но, Джин, ты – это ты, - поморщился Каме от боли, - нелепо ревновать меня к фанаткам.
- Я не ревную, - надулся Джин, но встать с Казуи даже и не подумал.
- А что же ты делаешь? – терпеливым голосом спросил Каме.
- Ну… Это собственичество. Точно также я не люблю, когда кто-нибудь берет мои шляпы. Вот, - Джин победно уставился на Каме и нахмурился, увидев его насмешливую улыбку.
- Джин, но я единственный, кому ты разрешаешь их носить.
Джин мысленно дал себе подзатыльник. Он никогда не был силен в спорах с Каме, поэтому поступил проще, стерев усмешку с губ Казуи своим поцелуем. Сегодня ночью тот еще пожалеет о своих насмешках над Джином.
Прервав жаркий поцелуй и чувствуя, как горят губы от мстительных ответных полуукусов Каме, Джин провел языком по подбородку Казу, слыша его легкий смешок. Каме любил предварительные ласки, а нетерпеливость Аканиши исчезала, когда он ощущал нежные поглаживания по плечам, тонкие пальцы в своих волосах и едва слышимые стоны Казуи, перерастаемые в почти крики, когда Джин слишком затягивал прелюдию, словно издевался. Именно так Джин намеревался поступить и сегодня, вдоволь насытившись телом и мольбами Каме. Неторопливо целуя шею, ключицы, маленькие и безумно сладкие соски, Джин чувствовал, как все больше дрожит Казуя и все сильнее цепляется за простыни.
- Джин… - очень тихо, но с отчетливо слышимой мольбой. Аканиши позволил себе торжествующую улыбку. Которая была бы более сияющей, если бы его самого не колотило от нетерпения.
Несколько раз лизнув пупок Каме и дождавшись его жалобного стона, Джин отыскал на кровати кинутую второпях смазку.
- Джин, ты даже в постели лентяй, - прошипел недовольный задержкой Каме, притягивая того на себя, целуя жадно, глубоко, так, что Аканиши даже сожалеет, что ему приходится прервать поцелуй. А после, слушая свое имя, произносимое Каме то едва слышно, то с надрывом, громко, от чего кружится голова, Джин крепко зажмуривает глаза и дышит как загнанная лошадь. Ему лучше не смотреть на Казую и не целовать его, если он хочет протянуть подольше.
Но протяжное «Джиииин» и бьющийся в оргазме Казу сводят с ума…
- Джин, ты тяжелый…
Каме спихивает его с себя, но Джин все равно закидывает на него руку, сквозь влажные прядки глядя на его усталое лицо.
- Зато я теперь буду знать, о чем вспоминать во время твоего выступления, - хитро улыбнулся Аканиши.
- Баканиши, - Каме нежно чмокнул его в щеку. – Какой же ты Баканиши.